Неточные совпадения
Как и во всех местах, где собираются
люди, так и на маленьких немецких водах, куда приехали Щербацкие, совершилась обычная как бы кристаллизация общества, определяющая каждому его члену определенное и неизменное место. Как определенно и неизменно частица воды на холоде получает известную форму
снежного кристалла, так точно каждое новое лицо, приезжавшее на воды, тотчас же устанавливалось в свойственное ему место.
Глаза ее щурились и мигали от колючего блеска
снежных искр. Тихо, суховато покашливая, она говорила с жадностью долго молчавшей, как будто ее только что выпустили из одиночного заключения в тюрьме. Клим отвечал ей тоном
человека, который уверен, что не услышит ничего оригинального, но слушал очень внимательно. Переходя с одной темы на другую, она спросила...
Самгин отказался пробовать коня, и Лютов ушел, не простясь. Стоя у окна, Клим подумал, что все эти
снежные и пыльные вихри слов имеют одну цель — прикрыть разлад, засыпать разрыв
человека с действительностью. Он вспомнил спор Властова с Кумовым.
Его встретил мягкий, серебряный день. В воздухе блестела
снежная пыль, оседая инеем на проводах телеграфа и телефона, — сквозь эту пыль светило мутноватое солнце. Потом обогнал
человек в новеньком светло-сером пальто, в серой пуховой шляпе, надетой так глубоко, что некрасиво оттопырились уши.
Сразу от бивака начинался подъем. Чем выше мы взбирались в гору, тем больше было снега. На самом перевале он был по колено. Темно-зеленый хвойный лес оделся в белый убор и от этого имел праздничный вид. Отяжелевшие от снега ветви елей пригнулись книзу и в таком напряжении находились до тех пор, пока случайно упавшая сверху веточка или еловая шишка не стряхивала пышные белые комья, обдавая проходящих мимо
людей холодной
снежной пылью.
Как скоро обогреет хорошенько солнце —
снежная кора распустится, раскровеет, как говорит парод, начнет садиться с глухим гулом, похожим на отдаленный пушечный выстрел, и не поднимет ноги
человека; с каждым шагом будет он вязнуть по пояс в
снежную громаду.
Разгребая снег, мы нашли под ним много сухой травы и принялись ее резать ножами. В одном месте, ближе к реке, виднелся сугроб в рост
человека. Я подошел к нему и ткнул палкой. Она уперлась во что-то упругое, я тронул в другом месте и почувствовал то же упругое сопротивление. Тогда я снял лыжу и стал разгребать
снежный сугроб. При свете огня показалось что-то темное.
Однако большая глубина
снежного покрова в первый же день сильно утомила
людей и собак. Нарты приходилось тащить главным образом нам самим. Собаки зарывались в сугробах, прыгали и мало помогали. Они знали, как надо лукавить: ремень, к которому они были припряжены, был чуть только натянут, в чем легко можно было убедиться, тронув его рукой. Хитрые животные оглядывались и лишь только замечали, что их хотят проверить, делали вид, что стараются.
Этот
человек дошел наконец до такой прострации, что даже слово «пошел!» не мог порядком выговорить, а как-то с присвистом, и быстро выкрикивал: «п-шёл!» Именно так должен был выкрикивать, мчась на перекладной, фельдъегерь, когда встречным вихром парусило на нем полы бараньего полушубка и волны
снежной пыли залепляли нетрезвые уста.
Как только ушел смотритель, Настя бросилась к окну, потом к двери, потом опять к окну. Она хотела что-то увидеть из окна, но из него ничего не было видно, кроме острожной стены, расстилающегося за нею белого
снежного поля и ракиток большой дороги, по которой они недавно шли с Степаном, спеша в обетованное место, где, по слухам,
люди живут без паспортов. С каждым шумом у двери Настя вскакивала и встречала входившего словами: «Вот я, вот! Это за мною? Это мое дитя там?» Но это все было не за нею.
Слушал он и унылое
снежное поле, с бугорками застывшего навоза, похожего на ряд маленьких, занесенных снегом могил, и синие нежные дали, и телеграфные гудящие столбы, и разговоры
людей.
Это происходило в конце зимы, когда среди
снежных бурь и тусклых морозных дней недалекая весна посылала, как предтечу, ясный, теплый солнечный день или даже один только час, но такой весенний, такой жадно молодой и сверкающий, что воробьи на улице сходили с ума от радости и точно пьянели
люди.
Фельдшер наш мне не нравится. Нелюдим. А Анна Кирилловна очень милый и развитой
человек. Удивляюсь, как не старая женщина может жить в полном одиночестве в этом
снежном гробу. Муж ее в германском плену.
— Видеть Кавказ, — внушает Серафим, — значит видеть истинное лицо земли, на коем — не противореча — сливаются в одну улыбку и
снежная чистота души ребёнка и гордая усмешка мудрости дьявольской. Кавказ — проба сил
человека: слабый дух подавляется там и трепещет в страхе пред силами земли, сильный же, насыщаясь ещё большей крепостью, становится высок и остр, подобно горе, возносящей алмазную вершину свою во глубину небесных пустынь, а вершина эта — престол молний.
Да живет же сия дикая Республиканская независимость в местах, подобно ей диких и неприступных, на
снежных Альпийских громадах, среди острых гранитов и глубоких пропастей, где от вечных ужасов Природы безмолвствуют страсти в хладной душе
людей и где
человек, не зная многих потребностей, может довольствоваться немногими законами Природы.
Он был на себя не похож. Перед нами стоял не
человек, а
снежный столб. Воротник волчьей шубы у Бориса был поднят вверх и обвязан каким-то обрывком. Все это пропушило снегом и слепило в одну кучу.
Мир и тишина нарушаются злыми
людьми, которые хотят поселить раздор между новобрачными и призывают «сорок-сороков — сатанинскую силу»; стерегут недруга, точат широкий нож в
снежной пыли.
На наш взгляд, такой поступок опозорил бы только женщину; но я замечал много раз, что простые
люди принимают это наоборот, как самое тяжкое оскорбление своей личности. И действительно, Степан вздрогнул, конь его, казалось, сейчас кинется на татарку. Но он удержал его, подняв на дыбы. Толпа шарахнулась, расчистив путь, и через минуту Степан исчез за околицей в туче
снежной пыли под грохот и улюлюканье торжествующей толпы.
Люди поражаются восторгом и изумлением, когда глядят на
снежные вершины горных громад; если бы они понимали самих себя, то больше, чем горами, больше, чем всеми чудесами и красотами мира, они были бы поражены своей способностью мыслить.
И уже нет между нами солдат и арестантов, а просто идут семеро русских
людей, и хоть не забываю я, что ведёт эта дорога в тюрьму, но, вспоминая прожитое мною этим счастливым летом и ранее, — хорошо, светло горит моё сердце, и хочется мне кричать во все стороны сквозь
снежную тяжёлую муть...
— Пшо-о-ол! — крикнул он дико и пронзительно. Испуганные лошади взяли с места, телега загрохотала по колеям и исчезла в
снежном сумраке, только несколько раз еще донеслись до нас из темноты взвизгивания черкеса: пшо-о-ол, пшо-о-ол!.. Казалось, это были крики возбужденного, опьяневшего
человека.
На сибирском рубеже стоят
снежные горы; без проводника, не зная тамошних мест, их ввек не перелезть, да послал Господь мне доброго
человека из варнаков — беглый каторжный, значит, — вывел на русскую землю!..
Сухощавый, небольшого роста пожилой
человек в стареньком теплом пальто и старой походной фуражке, проведший большую часть своей полувековой труженической жизни в плаваниях, всегда ревнивый и добросовестный в исполнении своего долга и аккуратный педант, какими обыкновенно бывали прежние штурмана, внимательно посмотрел на горизонт, взглянул на бежавшие по небу кучевые темные облака, потянул как будто воздух своим длинноватым красным носом с желтым пятном, напоминавшим о том, как Степан Ильич отморозил себе лицо в
снежный шторм у берегов Камчатки еще в то время, когда красота носа могла иметь для него значение, и проговорил...
Не очень-то доверял словам Таисеи Семен Петрович и знакомым путем пошел к кельям Манефы. И путь не тот был, как прежде. Тогда по зеленой луговине пролегала узенькая тропинка и вела от одной к другой, а теперь была едва проходимая дорожка, с обеих сторон занесенная высокими
снежными сугробами чуть не в рост
человека. Отряхиваясь от снега, налипшего на сапоги и самое платье, пошел саратовец на крыльцо Манефы и вдруг увидал, что пред ним по сеням идет с какой-то посудой Марьюшка.
Еще поговорил Егор Сергеич, рассказал про бакинские огни, про высокие горы, со
снежными, никогда не таявшими вершинами; про моря Каспийское и Черное. Рассказы его были занимательны. Дуня заслушалась их, но другие не того ждали от араратского посланника. Ждали они известий о том, что было в последние годы за Кавказом, среди тамошних Божьих
людей.
Завоеватели явились русские
люди и после освобождения из-под татарского ига. В исходе XV столетия знамена Москвы уже развевались на
снежном хребте Каменного пояса, называвшегося в древности горами Рифейскими, и воеводы Иоанна III возгласили имя первого русского самодержца на берегах Тавры, Иртыша, Оби, в пяти тысячах верст от Москвы.
От глубокой
снежной тишины было жутко. В сугробе под забором чернело что-то большое. Чернело, шевелилось. Пьяный? Поднялся было на руках
человек, опять упал. Пьяный-то словно и пьяный, а только слишком как-то все странно у него. Небо низко налегло на землю. Выли собаки.
— Ну, прощай.
Снежная какая-то кукла, а не живой
человек. Увидимся еще. Может быть, будешь тогда другая.
Любовь его чиста, как первый день первого
человека, как
снежное темя горы, куда положила след только стопа бога.
В
снежных сумерках смотришь на движущуюся массу
людей и думаешь… снег… поле…
Или это день был такой
снежный, но помню, что мне все казалось необычайно и сверхъестественно бледным; и еще странно было смотреть на
людей и на трамваи, а когда трамвай звонил, то звон его мучительно отдавался в самом мозгу.
Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то
снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий
людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время.